Левые против Маргарет Тэтчер: часть I
Обзор литературы
Предисловие: «страшная история» про неолиберальную реакцию
Глава I: становление «тэтчеризма»
§1. Общие итоги правления лейбористов и консерваторов до 1979 года
§2. Борьба против стагфляции и «британская болезнь». Почему сокращали угольные шахты?
§3. Забастовки шахтёров. Как влияние одного тред-юниона провоцировало всеобщую стачку.
§4. Тэтчер против тред-юнионов?
Обзор литературы
Тема тэтчеризма в российской историографии никогда не пользовалась особым интересом. Тем не менее найти интересные исследовательские работы не сложно. Особенно примечательна в этом смысле работа доктора исторических наук и профессора МГИМО В.М. Матвеева «Великобритания: итоги политики консерваторов». Работы доктора исторических наук С.П. Перегудова «Тэтчер и тэтчеризм» и «Самая влиятельная женщина. “Железная леди” Маргарет Тэтчер». Кандидатская работа И.И. Явновой «Социальная политика консервативного правительства Маргарет Тэтчер», и её статьи «Проблемы социального реформирования в консервативном правительстве М. Тэтчер», в которой содержится особенно важный для написания этого текста анализ стенограммы парламентских дебатов «Conservative & Labour party conference decisions 1945–1981»; и «Маргарет Тэтчер — Железная леди Великобритании».
Среди прочих источников для составления общей картины предпосылок становления тэтчеризма: учебное пособие «Новейшая история Великобритании, XX — начало XXI века»; объёмный труд «Англия. История страны» Кристофера Дэниела; историческая ретроспектива неолиберализма за авторством Дэниела Стедмена-Джоунза — «Рождение неолиберальной политики: от Хайека и Фридмана до Рейгана и Тэтчер»; «Черчилль. Биография» Мартина Гилберта; «The Conservative Party and the trade unions» Питера Дори; биографическая работа «Британские премьер-министры. Политические портреты» Натальи Капитоновой; статья кандидата исторических наук А. А. Поляковой «Королева царствует, но не правит». Всегда ли это так?»; статья кандидата исторических наук К. Б. Кадушечкина «Н. Чемберлен и формирование внутренней и внешней политики Великобритании в 1916–1939 годах»; статьи профессора факультета мировой экономики и мировой политики ВШЭ И.Г. Ковалёва «Империя под ударом. Великая депрессия в Великобритании», «Проблема тарифной реформы и министерский кризис начала ХХ в. в Великобритании»; статья доцента исторического факультета МГУ С.А. Соловьёва «Великая депрессия в Великобритании: три столпа антикризисной политики», а также диссертации, написанные под руководством Соловьёва: «Создание механизма формирования государственной экономической политики в Англии в конце 1920-х — начале 1930-х годов» за авторством Доброва О.М., «Лейбористская политика в сфере занятости (1945–1951)» за авторством Долговой М.Ю., «Британский опыт борьбы с инфляцией в период первого кабинета М. Тэтчер (1979–1983 гг.)» за авторством Кузнецова Ю.А., «Формирование идеологии тэтчеризма в Англии в 1975–1979 гг.» за авторством Старостиной Ю.О., «Политика правительства М. Тэтчер в отношении британского антивоенного движения в 1979–1985 гг.» за авторством Аракельянц С.Д., и «Внутренняя экономическая политика первого правительства М. Тэтчер (1979–1983 годы)» за авторством Васинской И.А.; «Европейская политика М. Тэтчер: 1979–1990 гг.» кандидата исторических наук Будановой И.А.; «Позиция консервативных правительств Великобритании в отношении социальной политики Европейского Союза: 1979–1997 гг.» кандидата исторических наук Урбан А.Н.; «Внутренняя экономическая политика первого правительства М. Тэтчер, 1979–1983» кандидата исторических наук Васинской И.А.; «Правительство Джона Мейджора и новый этап модернизации британской экономики: 1990–1997 гг.» кандидата исторических наук Жорова Е.А.; «Социально-экономические источники и политические предпосылки теории и практики неоконсерватизма в Великобритании» кандидата политичсеких наук Могилевцева В.Н.; «Энергетика и экономический рост в промышленно развитых странах: На примере Великобритании» кандидата экономических наук Кривогуза М.И.
Также большой интерес представляет мемуарная литература: автобиография Маргарет Тэтчер «Годы на Даунинг-стрит» (на английском языке), в которой она описала собственный взгляд на проблемы, вставшие тогда перед британским обществом и Консервативной партией; работа барона Дж. Брюс-Гардина «Маргарет Тэтчер: первые годы правления. Смятение пророков», примечательная подробным рассказом об отношении к курсу Тэтчер в консервативной партии; работа «Маргарет Тэтчер: человек и политик» советского дипломата и доктора исторических наук В.И. Попова, который в 1980 году был назначен послом в Великобритании — он же является автором прозвища «железная леди».
Предисловие: «страшная история» про неолиберальную реакцию
Термин «неолиберализм» уже достаточно давно является своего рода жупелом в руках левых интеллектуалов. Как Ростислав Капелюшников показал в своей лекции «приключения неолиберализма», собственно «неолиберализм» — термин крайне обобщённый, расплывчатый. Иными словами, под ним можно понимать буквально что угодно, и это значит, что он является очень удобным для присущей левым агитации с перевиранием фактов.
Некоторое время назад в мои руки попала популярная работа «Доктрина шока» за авторством журналистки Наоми Кляйн. Прочитанное в ней меня не столько удивило, сколько возмутило. Неужели никому из тех, кто советует её книгу к прочтению, не важно, что Наоми Кляйн занимается откровенным натягиванием совы на глобус? Вряд ли человек с соответствующим образованием отнёс бы эту книгу в один ряд с научной литературой, хотя многие левые интеллектуалы — и Борис Кагарлицкий среди них — советуют эту работу как серьёзный труд из политических наук.
Говоря о насилии, которым неолиберальные правительства насаждали приватизацию, говоря о военной хунте в Чили, о расстреле на площади Тяньаньмэнь, о «Чёрном октябре» 1993 года, Наоми Кляйн не забывает и про Тэтчер:
«Подобную службу для Маргарет Тэтчер в Великобритании сослужила война на Фолклендских островах в 1982 году: беспорядки и энтузиазм националистов после войны позволили ей использовать грубую силу для подавления забастовки шахтеров и осуществить безумную программу приватизации — впервые в истории западной демократии.» (см. «Доктрина шока»; стр. 6)
Когда в 1984 году забастовали шахтеры, Тэтчер восприняла это как продолжение войны с Аргентиной и потребовала применить столь же жесткие меры. Она произнесла свои знаменитые слова: «Нам пришлось сражаться с внешним врагом на Фолклендах, а теперь нам предстоит сражаться с врагом внутренним, которого победить куда сложнее, хотя он не в меньшей степени угрожает свободе» (см. «Доктрина шока»; стр. 77)
Основная мысль, которую пытается донести Наоми Кляйн, понятна по названию единственной целиком посвящённой Маргарет Тэтчер главы — «Спасённые войной: тэтчеризм и его полезные враги». Неолиберализм — это диктатура класса собственников, зарабатывающих на войне; это наступление на социальные гарантии и трудовые права, завоёванные рабочими организациями в годы славного тридцатилетия.
Такую мысль разделяет и Борис Кагарлицкий, которому Кляйн выражает благодарность за помощь в конце книги. Термин «неолиберализм» в негативном контексте также часто упоминается автором YouTube-канала New Deal Даниилом Григорьевым: под неолиберализмом он понимает господство некоторых концепций — например, кривой Лаффера, «экономики предложения», «просачивания богатства», естественного уровня безработицы (NAIRU) и т.д. — среди политиков и академического сообщества экономистов.
В своей книге «Восстание среднего класса» Борис Кагарлицкий заключает, что за приватизацией и сокращением угольных шахт в Британии (вообще за всеми мерами, которые приводили к росту безработицы) стояли интересы, полагаю, в первую очередь Конфедерации британской промышленности. Промышленникам требовалось срочно снизить издержки, затрачиваемые на зарплаты, темпы роста которых очень быстро увеличивались из года в год из-за активности тред-юнионов. Проводя параллели с первой научно-технической революцией в начале 19-ого века, Кагарлицкий выводит некую историческую закономерность: научно-технический прогресс сопровождается массовыми внедрением новых технологий, в результате которых многие рабочие попадают под сокращение и положение дел на рынке труда меняется в пользу работодателей.
В книге «Неолиберализм и революция» Борис Кагарлицкий добавляет, что неолиберальную политику продолжали именно левые (стр. 41). Как я покажу дальше, консерваторы и лейбористы старались решить одну и ту же проблему примерно одинаковыми методами. Очевидно, что неолиберализм левых возник как реакция на успехи неоконсерваторов кабинета Тэтчер — они тоже отходили от активных расходов, полной занятости и высоких налогов, но гораздо позже консерваторов.
Таким образом ясен предмет моего, с позволения сказать, исследования — соответствует ли концепция Наоми Кляйн реальности? Какие объективные причины стояли за победами кабинета Тэтчер, было ли её правление успешным и эффективным, и существовала ли не неолиберальная альтернатива? На все эти и некоторые прочие вопросы я попытаюсь дать чёткий ответ.
Этим лонгридом я открываю серию публикаций, посвящённых так называемой эпохе славного тридцатилетия и последовавшей за ней «неолиберальной реакции».
Глава I: становление «тэтчеризма»
Мы хотим такого общества, в котором люди свободны делать выбор, совершать ошибки, быть щедрыми и сострадательными, а не такого, в котором государство несёт ответственность за всё, и никто не несёт ответственности за государство. Это то, что мы понимаем под нравственным обществом. (М. Тэтчер)
§1. Общие итоги правления лейбористов и консерваторов до 1979 года
Начну издалека — 1922 год, падение кабинета Ллойда Джорджа. Ряд внешнеполитических неудач и возникшие разногласия по поводу угольной промышленности привели к распаду коалиции консерваторов и либералов, то есть к кризису старой двухпартийной системы.
Разрушенные войной производственные мощности угольной промышленности Франции и Германии создавали для Британии значительный рынок с неудовлетворённым спросом. Доход от экспорта угля планировалось использовать для послевоенного восстановления экономики, поэтому наиболее остро стоял вопрос производительности угольных шахт. В то время большинство поставщиков угля были мелкими предприятиями, что сильно сказывалось на внедрении инноваций. Ещё в 1919 году под руководством лейбориста Джона Сэнки была создана комиссия, изучившая этот вопрос и к 1920 году представившая план национализации. Комиссия Сэнки в головном кабинете правительства поддержки не нашла, либералы отвергли национализацию, но некоторые рекомендации (повышение зарплат сверх производительности и введение 7-и часовой рабочей смены для горняков и шахтёров) всё-таки приняли. Массовые выступления Федерации горняков за национализацию угольной промышленности окончательно добили рейтинг Ллойда Джорджа. Консерваторы же соглашались с Сэнки в том, что мелкие шахты не смогут покрыть нужды Британии, с чего и начался распад либерально-консервативной коалиции.
После отставки Ллойда Джорджа, в ноябре 1922 года консерватор Эндрю Бонар Лоу распустил Парламент и объявил о досрочных выборах, на которых консерваторы, пользуясь значительной поддержкой рабочего класса, взяли более половины мест в палате общин (см. «Новейшая история Великобритании…» стр. 114). Конечно, консерваторы тоже не собирались национализировать угольную промышленность. Вместо этого Бонар Лоу поддержал идеи Лиги тарифной реформы — организации, выступавшей за автаркию и объединение британской промышленности против иностранных конкурентов. Правил он меньше года и уже в мае 1923 года по состоянию здоровья покинул политику, поэтому успел закончить только тарифную реформу: практически весь импорт промышленной продукции и сырья облагался налогом от 20 до 40%.
Следующим премьер-министром стал консерватор Стэнли Болдуин. В своей предвыборной речи в Плимуте он заверил избирателей, что протекционистские меры Бонара Лоу будут усилены. Основное внимание Болдуин собирался уделить нарастающим проблемам жилищного строительства и лондонской бедноты. В начале декабря были объявлены новые досрочные выборы, на которых консерваторы потеряли много голосов в пользу лейбористов и либералов, но по-прежнему удерживали большинство в палате общин. В результате выборов 1923 года сложилась первая коалиция либералов и лейбористов, которые совместно выступили против линии консерваторов и дальнейшей реализации планов Лиги тарифной реформы. В начале января 1924 года консервативный кабинет подал в отставку и лейбористы впервые пришли к власти, так как набрали больше голосов, чем либералы. Именно с этого момента лейбористы сместили либеральную партию и по сей день остаются основными конкурентами консерваторов.
В состав первого лейбористского правительства вошли в основном политики правого крыла партии, а возглавил его Джеймс Рамси Макдональд. Рискуя потерять поддержку либералов, на серьёзные шаги в духе социалистических идей, предусмотренных в программе от 1918 года (национализация железных дорог и угольных шахт), они не решались. Поскольку не решились они и на повышение налогов для финансирования своих расходов, оплачивать реформы пришлось за счёт и без того высокого государственного долга. Так, лейбористы добились повышения расходов на жилищное строительство и социальные пособия, при этом, под давлением либералов, снизив косвенные налоги. Кроме того, расходы были повышены также на усиление военно-морского флота. Наиболее остро стоявшую после Первой Мировой проблему безработицы лейбористы не решили. Если участившиеся забастовки рабочих в Великобритании ограничивались только осуждением со стороны лейбористов, то протесты в колониях подавлялись ими с неоправданной жестокостью. В феврале 1924 года в Пенджабе полиция расстреляла демонстрацию сикхов, в марте в Бомбее и в апреле в Канпуре были расстреляны забастовки работников текстильной промышленности, против демонстраций в Курдистане применена военная авиация, а вскоре после этого в Египет и Судан начали стягивать регулярную армию, опасаясь будущих протестов. В июле 1925 года активист рабочего движения Джон Росс Кэмпбелл опубликовал призыв к британским солдатам и полиции прекратить насилие против рабочих («Открытое письмо борющимся силам»), повернув его против правительства и колониальной администрации, за что был арестован. Дальнейшее уголовное дело при помощи влиятельных представителей левых лейбористов «замяли», поэтому консерваторы и либералы, увидев в этом злоупотребление полномочиями, потребовали организовать специальную комиссию для расследования дела Кэмпбелла. Макдональд расценил это как выражение недоверия к правительству лейбористов и подал в отставку.
В конце октября состоялись новые выборы, по результатам которых консерваторы вернули себе подавляющее большинство мест в палате общин (419 мест против 151 у лейбористов и 40 у либералов). 7 ноября Болдуин сформировал новое консервативное правительство. Он осознал, что залог успеха консерваторов в будущем — разрыв с Лигой тарифной реформы. 1 апреля 1925 года Британия вернулась к золотому стандарту, был снижен налог на прибыль, а мелкие хозяйства освобождены от уплаты налогов вообще (см. «Новейшая история Великобритании…» стр. 126). Платой за высокий курс фунта (который теперь стоил около 5 долларов США) было падение конкурентоспособности британского угля, текстильных и судостроительных производств на внешнем рынке. В 1926 году было учреждено Центральное управление по электричеству. Оно искусственно занижало тарифы на электричество, чтобы ускорить электрификацию. Бюрократизация привела в конечном итоге к тому, что каждая из немногочисленных на то время электростанций регулировалась 243 актами из разных областей права, а деятельность газовых компаний регламентировалась аж более чем 3000 местных законов, постановлений и распоряжений (причём из 1064 газовых компаний 560 были мелкими). М.И. Кривогуз отмечает, что это было одной из главных причин разрушения газовой и электрической отраслей ТЭК. В том же году произошла первая национальная стачка. Дешёвый рурский уголь (гиперинфляция в Германии делала труд рабочих фактически бесплатным) пользовался куда большим спросом, чем дорогой британский. Поэтому владельцы частных угольных шахт были вынуждены пойти на сокращение зарплат и штата рабочих при увеличении рабочего времени, так как техническая отсталость не позволяла достичь нужных темпов угледобычи для окупаемости предприятий. В дальнейшем именно техническая отсталость станет одной из основных причин сокращения угольных шахт. Всё это вызвало резкий рост численности профсоюзов, в ответ на что владельцы шахт пошли на ещё более радикальные меры — объявили локаут с возможностью возвращения на работу только в том случае, если работники примут их условия. Вскоре угольщиков поддержали работники горнодобывающей, текстильной, машиностроительной промышленности. Обстановка накалялась и грозила перерасти в настоящую революцию, поэтому консервативное правительство вмешалось и компенсировало владельцам шахт их убытки, что помогло избежать как восстания рабочих, так и разорения угольной промышленности. После забастовки, в 1928 году при участии основателя одного из крупнейших химических концернов Британии Альфреда Монда был организован «комитет примирения», в рамках которого тред-юнионы решали трудовые конфликты с работодателями исключительно переговорами. Макдональд считал, что учёт интересов владельцев угольных шахт наиболее эффективный способ добиться прогресса в решении конфликтов, не прибегая к забастовкам, столкновениям с полицией и прочим неприятностям. В значительной степени на его точку зрения повлияли принятый тогда закон о профсоюзах, запрещавший «забастовки солидарности», и фактически полное поражение рабочих организаций. Курс на классовое сотрудничество в Британии того времени в истории известен как «мондизм».
В это время, когда население посредством профсоюзов всё активнее вовлекалось в политику, консерваторы не могли игнорировать социальные проблемы, особенно с восхождением лейбористской партии и рабочего движения внутри неё (тред-юнионизма) в целом. С 1928 года правительство Болдуина повышало пенсии и пособия, снизило пенсионный возраст с 70 до 65 лет, увеличивало расходы на образование и жилищное строительство. В том же году произошло важное изменение в избирательной системе — консерваторы уравняли женщин и мужчин в политических правах. Однако ценз оседлости и право двукратного голоса для членов палаты лордов сохранялись. Тактические различия между консерваторами и лейбористами постепенно стирались.
В конце мая 1929 года были назначены новые выборы, основной повесткой которых была тема безработицы и путей её преодоления. Консерваторы не справились с безработицей в основном из-за низких темпов развития промышленности и регулярных забастовок горняков и шахтёров. В 1930 году было создано Национальное управление по вопросам заработной платы. К концу этого года все месторождения угля были национализированы. Однако, как отмечает М.И. Кривогуз, эти меры не дали никаких положительных изменений, а скорее наоборот. К тому времени количество безработных в стране увеличилось на 200 тысяч относительно того же показателя при лейбористах (говорить о том, что лейбористы справлялись лучше нельзя, так как правили они всего год и во многом просто наследовали тенденции прошлых лет). Тем не менее лейбористы, выступив с обещанием вновь поднять дефицитные расходы для финансирования полной занятости, победили взяв 288 мест, тогда как консерваторам и либералам досталось 260 и 59 мест соответственно. Премьер-министром снова стал Джеймс Макдональд. Стоит отметить, что идея полной занятости в то время была популярной среди левых политиков, а пик её популярности пришёлся на Великую депрессию. Чтобы занять безработных, убив двух зайцев одним выстрелом, то есть создать платёжеспособный спрос и вместе с этим построить что-нибудь полезное — к примеру, в гитлеровской Германии строили автобаны, а в США при Рузвельте среди прочих мер были организованы общественные работы в рамках Гражданского корпуса охраны окружающей среды, — лейбористы предложили под это дело электрификацию и жилищное строительство. С помощью дефицитных расходов они надеялись занять в этих сферах как можно больше безработных. Однако с приходом финансового кризиса началось так называемое «бегство от фунта» и лейбористам негде было занять достаточное количество денег для трудоустройства более чем миллиона безработных. Плюсом к этому, как ожидаемый результат любого кризиса, количество безработных постоянно увеличивалось из-за разорения предприятий: к 1933 году без работы остались 4 миллиона человек не учитывая ещё 7 миллионов человек, живших на пособия по бедности. Утрата доверия к тред-юнионам после событий 1926 года привела к тому, что во время кризиса число забастовок сильно уменьшилось.
Несмотря на провал изначальных планов, лейбористы не отказались от полной занятости. Многие профсоюзные лидеры, к которым вскоре примкнул будущий лидер Британского союза фашистов Освальд Мосли, объединились в специальное ведомство при кабинете Макдональда и добивались организации общественных работ, но только на местном уровне. Очевидно, что это не могло остановить рост безработицы, поэтому единственным реальным решением, которое смогли реализовать лейбористы, было простое повышение пособий и расширение круга лиц, отныне имевших право на их получение — отныне не нужно было доказывать, что человек добросовестно ищет работу. Всё же стремясь найти деньги для оживления занятости, Британия ещё больше увеличила внешний долг, что в итоге привело к расколу лейбористов. Дело в том, что ФРС США опасалась невыплаты долга и потребовала от правительства Британии срочного сокращения пособий и направления свободных средств на восстановление частых предприятий, которые затем должны были стабилизировать рынок труда. По ходу дискуссии вокруг принятия этих условий, руководители профсоюзов и 9 из 20 министров выступили с отказом. Макдональд подал прошение об отставке.
И всё же король Георг V настоял на сохранении должности премьер-министра за Макдональдом. Но теперь уже не от лейбористской партии, а от национального правительства — коалиции всех партий. Макдональд согласился, что привело к его исключению из партии лейбористов и образованию недолго просуществовавшей национал-лейбористской партии. В результате формирования «разношёрстного» в идеологическом плане правительства, Британия согласилась на условия ФРС США. Было сокращено большинство социальных и военных статей расходов. В конце сентября 1931 года Британия отказалась от золотого стандарта. В ноябре был организован «стерлинговый блок», обязавший британские доминионы привязать их валюты к британскому фунту и хранить их валютные запасы в Лондоне в обмен на «Вестминстерский статут», закреплявший за доминионами фактически полную автономию их законодательной власти. За ним последовала имперская конференция в Оттаве (в которой приняли участие все доминионы кроме Ирландии), провозглашавшая с одной стороны жёсткий протекционизм в виде пошлин на импорт изделий иностранного машиностроения (до 33%) и иностранного сырья (до 20%), и с другой стороны — свободную торговлю между доминионами и Британией (см. «Новейшая история Великобритании…» стр. 152). Из Великой депрессии Британия вышла благодаря дерегуляции ключевой ставки и обеспечению свободного хода сырья из доминионов в Британию и произведённых изделий обратно.
В июне 1935 года пост премьер-министра снова занял Болдуин. Рост промышленного производства трудоустроил около половины безработных, однако к 1937 году 1,66 млн. людей всё ещё оставались без работы (см. «Новейшая история Великобритании…» стр. 159). Во время кризиса особенно обострилась проблема строительства жилья из-за так называемых бедных районов, в которых безработица, нищета и преступность были гораздо выше, чем в среднем по стране — Шотландия, Южный Уэльс, Тайнсайд. Вслед за оживлением промышленности голову поднимали и профсоюзы.
В середине мая 1937 года, после упрёков в игнорировании начала гражданской войны в Испании, не желая оставаться мишенью для радикальных политиков и сторонников превентивного нападения на Германию, Болдуин уходит в отставку. Уже 28 числа лидером консервативной партии и следующим премьер-министром стал Невилл Чемберлен. Его часто критикуют за проявление слабости в отношении нацистов, но на самом деле поступать по-другому он не мог — он действовал исходя из общих настроений британской общественности и в целях сохранить рейтинг консервативной партии в будущем. По результатам большого референдума, более известного как «Плебисцит мира», проводившегося с ноября 1934 по июнь 1935 года, абсолютное большинство (от 90%) проголосовавших выступало за международное разоружение и полностью доверяло Лиге наций (см. «Н. Чемберлен и формирование внутренней и внешней политики Великобритании в 1916–1939 годах» гл. III). Отсюда и популярность политики умиротворения среди парламентариев национального правительства. К слову, исходя из значительно возросших с 1937 года военных расходов, особенно на ВМС и ВВС, можно сказать, что Чемберлен всё-таки готовился к войне с Германией, пытаясь её оттянуть.
Что касается внутренней политики, то К.Б. Кадушечкин в своей работе «Н. Чемберлен и формирование внутренней и внешней политики Великобритании в 1916–1939 годах», пытаясь обозначить социально-экономический курс Чемберлена, даёт ему определение «прогрессивный торизм». То коалиционное национальное правительство, которое желал видеть Георг V, в полной мере было воплощено в политике Чемберлена — множественные ассигнования на бесплатное обучение в «школах грамоты» (о них во втором параграфе II главы), субсидирование жилищного строительства в наиболее бедных районах и прочие действия, взятые затем на вооружение лейбористами.
Ко Второй Мировой войне Британия оказалась неготовой, по крайней мере на суше. Полный провал политики умиротворения, падение Дании и высадка немцев в Норвегии, а также начало Бельгийской кампании вызвали массу вопросов к Чемберлену, который под давлением лейбористов не смог сформировать головной кабинет в мае 1940 года, ушёл в отставку. Его место занял Уинстон Черчилль. В свой первый срок он занимался в основном вопросами войны, однако и среди них были попытки решить повседневные проблемы населения (не считая войну и бомбардировки, конечно). Таковыми стали, например, военные заказы для верфей в регионах с наиболее высокой безработицей и организация бирж труда в крупнейших городах с целью направить рабочую силу в военное производство. В 1942 году большинство поставщиков угля всё так же были мелкими предприятиями. Всего действовали 1782 шахты, управляемые 353 разными компаниями, причём больше половины из них добыли меньше 50 тонн угля в год. Этого не хватало для удовлетворения требований военного времени, поэтому правительство взяло на себя управление шахтами (фактически временно национализировало), создав Министерство топлива и энергетики.
Я думаю, что взгляды Черчилля на социальную политику и общий характер реформ в дальнейшем можно охарактеризовать как лево-центристские. В Подтверждение этого мнения пишет известный биограф Черчилля Мартин Гилберт в 10 главе своей книги «Черчилль. Биография». Среди переписок молодого Черчилля с тогда ещё действующим премьер-министром от либеральной партии Гербертом Генри Асквитом и выступлений в палате лордов, собранных Гилбертом, особенно показательны цитаты о перспективах трудового законодательства:
«Генеральное направление развития демократии в индустриальном обществе заключается не в неразумном увеличении рабочего времени, а, напротив, в создании достаточного времени для отдыха. Люди не хотят, чтобы их жизнь представляла собой простое чередование кровати и фабрики. Им требуется время, чтобы заниматься собой, время, чтобы видеть свои дома при дневном свете, чтобы общаться с детьми, чтобы думать, читать, заниматься садом, — короче, время для жизни… вознаграждение за тяжелый труд теперь крадется у человека, если он тратит на работу столько сил, что не остается времени насладиться заслуженным отдыхом».
о народе Германии:
«Двум великим народам не за что драться…Нет, у меня глубокая и неколебимая вера во внутреннюю доброту великого народа. Я верю, что трудящиеся всего мира имеют общие интересы. Я верю, что так называемая «международная солидарность трудящихся» является огромным благом, дарованным всем народам».
а также отвечая на критику в свою сторону в Парламенте в 1948 году он сказал:
«Сорок лет прошло с тех пор, как я предложил для второго чтения билль о восьмичасовом рабочем дне для шахтеров. В сотрудничестве с Бобом Смайли — не знаю, слышал ли о нем уважаемый парламентарий, но он был одним из самых авторитетных лидеров рабочих в те времена — я кроме этого организовал бани в надшахтных зданиях».
Падение национального правительства состоялось 23 мая 1945 года, когда Черчилль попросил короля Георга VI распустить палату общин, и уже 5 июля состоялись новые выборы.
Поскольку Черчилль был лидером коалиции партий, то есть не возглавлял именно консервативную партию и не приводил её к победе через выборы, как его предшественники, он считался формальным лидером консерваторов лишь после того, как стал главой правительства. Он полагался на популярность своей личности именно как победителя Гитлера и лидера коалиции партий, а не как консервативного деятеля, хотя часто высказывался в поддержку консерваторов ещё в молодости в Палате лордов (см. «Черчилль. Биография» М. Гилберта). Поэтому Черчилль сохранил в своей избирательной кампании риторику прежнего национального правительства — в Парламенте консерваторы критиковали лейбористов как «классовую партию», за отхождение от мондизма, инициаторами которого они и являлись. Но новый лидер лейбористов, Клемент Эттли, отличался от своего предшественника куда более радикальными взглядами. К слову, Эттли был единственным министром, неизменно входившим в состав коалиционного правительства Черчилля.
В своём предвыборном манифесте, более известном как программа «Лицом к будущему», лейбористы назвали свою партию социалистической (а самих себя — демократическими социалистами), и выступили за национализацию ряда отраслей и создание государства всеобщего благосостояния.
Растущая из-за роли Советского Союза и коммунистов в разгроме Германии, а также агрессивной риторики Черчилля в отношении СССР и страха перед новой войной, популярность социалистических идей привела к тому, что июльские выборы 1945 года обернулись для консерваторов поражением. О «полевении» электората говорило и то, что впервые в Парламент попали два представителя от коммунистической партии. 26 июля Клемент Эттли стал новым премьер-министром.
Что интересно, большая часть кабинета Эттли, как и он сам, были политиками правого крыла лейбористской партии. Из важных должностей политиками левого крыла были заняты только пост министра здравоохранения (Эньюрин Бивен) и пост министра иностранных дел (Эрнест Бевин). Бивен и Бевин были инициаторами решения сохранить продовольственные карточки вплоть до 1954 года, поскольку они стали символом популярности партии, хотя технически Британия могла сделать это на 6 лет раньше.
1 января 1947 года национализация угольной промышленности официально началась — было учреждено Национальное управление угольной промышленности. В том же году была введена система медицинского страхования, в соответствии с которой население Англии, Шотландии и Уэльса могло получать бесплатную медицинскую помощь.
С 1945 по 1948 год в собственность государства перешли угледобывающая и газовая промышленность, электроэнергетика, железнодорожный и внутренний водный транспорт, ряд авиакомпаний, значительная доля радио и телекоммуникаций. Государство взяло на себя часть автомобильных логистических услуг в попытках сделать потребительские товары дешевле. Был также национализирован Банк Англии. Был отменён закон о трудовых спорах от 1927 года, запрещавший «забастовки солидарности». По итогу правления Эттли, государство, с помощью выкупных платежей выше рыночной стоимости, национализировало от 20 до 25% экономики Великобритании (см. «Новейшая история Великобритании…» стр. 211). Стоит отметить, что правительство национализировало именно добычу и транспортировку сырья, так что производство всё ещё было в частным руках.
В Советском Союзе такую систему назвали «государственно-монополистическим капитализмом», пытаясь охарактеризовать капитализм со значительной долей вмешательства государства. В британской историографии она более известна как джорджизм, просуществовавший вплоть до победы консервативной партии на выборах 1979 года.
В октябре 1951 года победили консерваторы и Черчилль снова стал премьер-министром. Его хоть и неохотные, но попытки приватизировать выкупленную лейбористами собственность не решили экономических проблем, стоявших на повестке парламентских дебатов. Министры кабинета Черчилля приватизировали только автомобильные и водные грузоперевозки, и частично предприятия чёрной металлургии. Общим итогом социалистических инициатив лейбористов следует считать замедление роста промышленного выпуска до 3% в год. Для сравнения, в США этот показатель составлял 4%, в Италии и ФРГ около 7%, в Японии целых 15%. Из-за экономических проблем лейбористского правительства, а также разворота консервативной партии влево, на выборах 1951, 1955 и 1949 консерваторы одерживали уверенные победы.
В 1953 году консерваторы несколько снизили подоходный налог, но значительно увеличили расходы на социальное страхование, оставив лейбористскую систему здравоохранения нетронутой, так как Черчилль ещё в молодости поддерживал идею всеобщего медицинского страхования (см. «Черчилль. Биография» гл. 10). Приоритет в социальной политике Черчилль отдавал жилищному строительству, однако тут он отказался от прямых расходов. Вместо них он ввёл ипотеку под заниженный относительно ключевой ставки процент. Выдавались кредиты на жильё ранее национализированным Банком Англии, то есть частные банки к низким процентам не принуждались. В сфере образования также были увеличены университетские дотации, к концу второго срока Черчилля они составляли около 70% доходов университетов. Второй срок Черчилля можно смело назвать продолжением «прогрессивного торизма» Чемберлена.
5 апреля 1955 года Черчилль по состоянию здоровья подал в отставку и через 10 дней состоялись досрочные парламентские выборы, на которых снова победили консерваторы. Правительство возглавил Энтони Иден.
Время правления Энтони Идена было скорее неудачным. Внутренняя политика кабинета Черчилля осталась в целом неизменной, однако Иден стал инициатором ряда законов, направленных против мигрантов: были усложнены условия получения гражданства (необходимо было иметь минимальную квалификацию труда, признанную миграционной службой Британии), иностранным студентам запретили создавать кружки по их национально-культурному признаку, мусульманские общины безуспешно пытались ассимилировать, а многие профсоюзы поддерживали правило «закрытого цеха», в рамках которого в целях сохранить рабочие места предпочтение при устройстве на работу отдавали белым британцам.
В феврале 1955 года революционное правительство Египта объявило курс на индустриализацию. Для этого ему требовалось срочное строительство гидроузла на реке Нил, с чем британское правительство обещало финансово помочь. Но по результатам неудачных переговоров по строительству Асуанской плотины Египет национализировал Суэцкий канал, через который проходила четверть всей внешней торговли Британии, с целью получить деньги на строительство. Это спровоцировало Суэцкий кризис. Вопрос о военном вмешательстве стоял в Парламенте очень остро, и королева Елизавета, как и многие парламентарии опасаясь эскалации конфликта с Советским союзом, несколько раз лично требовала от Идена отказаться от военных действий. Игнорирование требований королевы привело к личному конфликту с ней и отставке Идена в январе 1957 года (см. «Королева царствует, но не правит. Всегда ли это так?»).
С отставкой Идена, став лидером консерваторов, к власти автоматически пришёл Гарольд Макмиллан. Начался отход от лево-центристского курса национального правительства и лейбористов. Поражение консерваторов в 1945 году привело к возникновению внутри партии так называемого «круга неоконсерваторов», возглавляемых Гарольдом Макмилланом. Их главной целью был разворот консервативной партии вправо, а точнее интеграция консерватизма в популярные в обществе тенденции (см. Стедмен-Джоунз, «Рождение неолиберализма»). В этом они видели единственный способ победить лейбористов. Пытаясь обновить партийную идеологию, они издали два программных документа — «Индустриальная хартия» от 1947 года и «Имперская политика» от 1949 года. Но этот неоконсерватизм не имел практически ничего общего с неоконсерватизмом времён Тэтчер.
В «Индустриальной хартии» на самом деле содержалось сразу два разных программных документа: «Женская хартия», признававшая эмансипацию женщин, и «Хартия трудящихся», обещавшая профсоюзам защиту от ограничивающих законов. Говоря об «Индустриальной хартии» доктор политических наук М.А. Шепелев в своей работе «Неоконсерватизм: реконструкция идеологической доктрины реформистского консерватизма» пишет:
«Индустриальная хартия» (1947) также пыталась объединить британских консерваторов вокруг идеи планового развития экономики. В 50-е гг. ХХ в. в консервативных кругах Западной Европы утвердилось представление о том, что вмешательство государства в экономику обеспечит полную занятость, повышение заработной платы и стабильные цены. Однако это ни в коей мере не означало стремление подавить частную предпринимательскую инициативу. Йен Гилмор говорил о призвании государства осуществить «синтез laissez-faire капитализма и революционного социализма, или же, иначе, реформирование первого, чтобы предотвратить осуществление второго»
Как мне кажется, практика такого подхода наиболее близка к концепции «социального рыночного хозяйства» канцлера Западной Германии Людвига Эрхарда.
В следующем программном документе от 1949 года, в «Имперской политике», кроме намерений отойти от «оттавской системы», а также кроме критики позиции лейбористов, желавших расширения автономии колоний и доминионов, ничего интересного нет.
Политика новых консерваторов (приватизация машиностроительных предприятий и сворачивание «оттавской системы», то есть ориентация на более свободную торговлю со странами Западной Европы) обернулась быстрым ростом благосостояния британцев. Кристофер Дэниел в главе «Годы Макмиллана» писал о той эпохе так:
«Трудности и лишения 1940-х остались позади, зарплата неуклонно росла, ее рост значительно опережал рост цен, теперь британцы могли себе позволить приобретать новые и дорогостоящие товары. Достаточно сказать, что в 1951–1963 годах число автомобилей в стране увеличилось с 3 до 7 миллионов, а телевизоры появились практически в каждом доме — их количество выросло с 300 тысяч до 12 миллионов. У работающих появилось больше свободного времени, поскольку в 1961 году рабочая неделя сократилась с 48 до 42 часов.»
Ближе к 1962 году проблемы с мигрантами обострились, снова начался рост безработицы, участились преступления на расовой почве. В целях борьбы с «британской болезнью», взяв за образец французский Совет экономической и социальной политики, консерваторы учредили полноценный государственный плановый орган — Национальный совет экономического развития (NEDC). Но, очевидно, системные экономические проблемы, созданные вмешательством в рынок, нельзя решить ещё большим вмешательством. NEDC не оправдала возложенных на неё надежд, стагнация экономики продолжилась, а из-за ряда внешнеполитических проблем Макмиллан в один день отправил в отставку почти весь свой кабинет министров. Это событие в историографии известно как «британская ночь длинных ножей».
Осенью 1963 года Макмиллан тяжело заболел, вплоть до октябрьских выборов 1964 года консервативную партию возглавлял Александр Дуглас-Хьюм. В попытках вести самостоятельную политику и удержать прогрессивную молодёжь на стороне тори, он во многом копировал программу лейбористов, за что подвергался критике однопартийцев и в итоге проиграл выборы.
В 1963 году в лейбористской партии чуть не произошёл раскол. Правое крыло во главе с Хью Гейтскеллом раскритиковало политику прямой национализации, предложив концепцию «ползучей национализации». Она была изложена в программном документе «Промышленность и общество» от 1957 года. Суть её заключалась не в прямом выкупе предприятий у частных собственников, а в покупке акций тех предприятий, которых правительство посчитает полезными со стратегической точки зрения.
С поражением лейбористов в 1959 году, нападки на левое крыло усилились. После смерти Гейтскелла, партию от окончательного раскола удержал Гарольд Вильсон, заняв позицию «ни нам, ни вам», то есть отказавшись от приватизации, но и не согласившись на дальнейшую национализацию. В 1964 году лейбористы получили большинство мест в палате общин. Новым премьер-министром стал один из самых результативных руководителей в истории лейборизма.
Одним из первых решений кабинета Вильсона стала попытка сократить внешний долг через увеличение налогов (причём налоги в одинаковой степени легли на плечи как рабочих, так и работодателей) и внутренние займы у населения, что вело к некоторому падению благосостояния и частных инвестиций в целом. С этого момента начинаются экономические проблемы, вокруг которых парламентские дебаты будут идти следующие 20 лет. Кроме этого, как указывает Кристофер Дэниел в главе «Лейбористы у власти», были также предприняты попытки договориться с тред-юнионами о заморозке роста зарплат, были урезаны расходы на оборону и жилищное строительство, а также закрыты многие угольные шахты, признанные нерентабельными. В декабре 1964 года NEDC стала настолько влиятельной структурой, что смогла на некоторое время остановить забастовки. Лейбористы достигли соглашения с Конфедерацией британской промышленности, по которому тред-юнионы отказывались от забастовок, работодатели обязались держать зарплаты на приемлемом уровне, а государство учредило Национальное управление по ценам и доходам. Отсюда лейбористская политика получила название «политика цен и доходов». Их главной целью было удержание темпов роста зарплат ниже уровня инфляции.
В письме английскому экономисту и члену общества «Мон Перелин» Питеру Бауэру Милтон Фридман замечал:
«Происходящее в Англии просто удручает. У меня была надежда, что Англия как завела нас в тупик нынешней политики, так и возглавит выход из него, но сейчас для этой надежды, по-видимому, мало оснований.» (Цит. по Стедмену-Джоунзу; стр. 277)
Всё это вызывало тихое возмущение и у рабочих, то есть официально тред-юнионы игнорировали действия Вильсона. Национальное управление по ценам и доходам включило Конгресс тред-юнионов в комитет планирования, как бы предоставляя ещё большую власть тред-юнионам в обмен на краткосрочное затишье в отношении забастовок. Но сами рабочие начали организовывать так называемые «дикие забастовки», то есть без предварительного согласования со своими тред-юнионами. Очевидно, что неорганизованные локальные забастовки не могли перерасти во всеобщую стачку, однако встречались случаи, когда самоорганизация рабочих угрожала захватом целого предприятия. К таким можно отнести, например, забастовки докеров в Ливерпуле и Лондоне.
В 1965 году был опубликован план борьбы с дефицитом бюджета, предусматривающий достижение роста промышленного выпуска до 5% в год и ликвидации собственно дефицита в течение пяти лет. Одновременно с этим лейбористы, к концу первого срока кабинета Вильсона опасаясь утраты доверия рабочих, всё же увеличили расходы (что в условиях сокращения внешнего долга ещё сильнее ударило по гражданам, но на этот раз только по богатым) на жилищное строительство и вернули практику бесплатной выписки рецептов на лекарства.
В конце марта 1966 года были проведены удачные для лейбористов досрочные выборы. В июле лейбористы снова принудительно заморозили зарплаты, а в августе вступил в силу «Закон о ценах и доходах», который наделял государство полномочиями замораживать соглашения о повышении зарплат, достигнутых рабочими и работодателями, на 4 месяца. Были повышены косвенные налоги на многие потребительские товары, введены акцизы на бензин и алкоголь, а также ограничения на вывоз капитала в другие страны. Методы лейбористов провалились — в ноябре 1967 года курс фунта стерлингов обвалился на 14% относительно доллара США (см. «Новейшая история Великобритании…» стр. 266), что вызвало валютный кризис в странах стерлинговой зоны.
В целях экономии в 1968 году снова были снижены расходы на жилищное строительство. Чтобы стимулировать модернизацию технической базы промышленности, с чем Вильсон и выступал в качестве предвыборной программы, и вместе с этим прекратить трудовые конфликты с забастовками, профсоюзы и работодателей объединили в корпорацию промышленной реорганизации (Industrial Reorganization corporation), вернувшись к практике прямой национализации. Была национализирована вся сталелитейная промышленность, а угледобывающая отрасль объединилась в национальный трест UK Coal. Монополизация прокатилась по всему машиностроению, в результате чего к концу второго срока кабинета Вильсона 90% локомотивов, 50% турбогенераторов, а также 50% электроники производили государственные концерны (см. «Новейшая история Великобритании…» там же). Всё же лейбористы ожидали поражения на грядущих выборах. В попытках вернуть и нарастить поддержку избирателей, лейбористы задумали значительно расширить социальные программы и даже нашли на это деньги. Быстрый экономический рост западных стран в «славное тридцатилетие» делал нефть привлекательным способом получить деньги на социальные расходы и заодно на решение проблем с внешним долгом. Так лейбористы и поступили, сделав ставку на развитие месторождений в Северном море. Добавлю, что глаз на нефть положили также и консерваторы во главе с Хитом, которые в дальнейшем продолжат использовать доходы от нефти для балансировки бюджета.
Продолжая свою крайне противоречивую линию, с молчаливого согласия тред-юнионов, Вильсон добился восстановления роста благосостояния граждан, но он был ощутимо медленнее, чем при Макмиллане. Настолько ощутимо, что на выборах 1970 года победили консерваторы.
Эдвард Хит в партии тори был известен как основатель концепции «демократии собственников». В основе его идей лежал принцип максимального расширения числа мелких собственников. Он полагал, и на мой взгляд совершенно верно, что свободный рынок — это экономика домохозяйств, а не крупных корпораций, раздутых государством. В его предвыборной программе «Лучшее будущее» основное внимание уделено демонтажу системы «Коллективного потребителя», под которой он понимал социальное государство. Хит считал, что государство не должно делать ставку на распределение национального богатства между всеми гражданами (лозунг Эттли «всё для всех»), но должно помогать тем, кто в этом действительно нуждается. Впоследствии Тэтчер придёт к похожим взглядам, считая, что государство должно только предоставить условия для развития всех людей. Концепции «ползучей национализации» лейбористов Хит противопоставил концепцию «ползучей приватизации», в соответствии с которой государство должно было приватизировать наиболее прибыльные предприятия.
Кабинет Хита — в который, к слову, входила Маргарет Тэтчер в должности министра просвещения и науки — распустил множество ведомств, в числе которых было Национальное управление по ценам и доходам, сократил большинство министерств (например, министерство здравоохранения больше не занималось вопросами бесплатной выписки рецептов), учредил государственные комиссии по контролю бюджетных расходов на местах. Была разделена и приватизирована Корпорация по реорганизации промышленности. Снижены налоги и упрощена система налогообложения. Так, подоходный налог снизился на 6 пенсов с каждого фунта, освободив около 10 миллионов граждан от подоходного налога вообще, а сложная система корпоративных налогов была заменена единым налогом на прибыль (см. «Новейшая история Великобритании…» стр. 284).
В августе 1971 года «Закон об отношениях в промышленности» получил одобрение в палате общин. Этот закон обязал все профсоюзы регистрироваться в специальных органах надзора, которые выдавали лицензии на забастовки, а в случае если профсоюз не состоял на учёте или при организации забастовки не имел лицензии, все его действия приравнивались к «диким забастовкам», за которые по закону полагался большой штраф или тюремное заключение в зависимости от тяжести ущерба. В ответ на это по стране прокатилась серия крупных забастовок. Тогда же кабинет Хита вернулся к прежней тактике отношений с профсоюзами — торможению роста зарплат. В 1973 году Хит подписал «Закон о реформе системы здравоохранения», который разрешал медикам частную практику с использованием оборудования государственных клиник. В этот же год Хиту удалось добиться вхождения Великобритании в Европейский экономический совет, главным образом благодаря отставке президента Франции Шарля де Голля в 1969 году, который все прошлые годы накладывал вето на все попытки прежних правительств Британии вступить в ЕЭС.
К этому времени забастовки 1971–1972 годов сказалась на инфляции. По данным Всемирного банка инфляция поднялась с 7% в 1972 году до 9% в 1973 и 16% в 1974 году. Испытывающие трудности в результате серьёзного имущественного ущерба, причинённого бастующими рабочими, государственные концерны Rolls-Royce, International Computers Limited и ряд других снова начали получать приличные бюджетные субсидии.
В 1974 году инфляция достигла настолько неожиданных масштабов, что рабочие организовали новую волну забастовок, так как она «съедала» весь рост зарплат, которого те добивались двумя годами ранее. Раз за разом, в ответ на выпады друг на друга, профсоюзы и власть обменивались ужесточением своих мер, что привело к росту инфляции до 24% в год в 1975 году.
Кроме всего этого Британию поразил и энергетический кризис. Одной из его причин стало решение Организации стран-экспортёров нефти (ОПЕК) повысить цены на нефть с $3 до $11,6 за баррель. Между тем около 2/3 своей потребности в нефти Великобритания удовлетворяла за счёт поставок из региона Ближнего Востока, и подорожание этого энергоресурса привело к росту себестоимости продукции почти во всех отраслях экономики, а следовательно, и к повышению оптовых и розничных цен. Это означало, что государству и частным компаниям пришлось платить за нефть почти в 4 раза больше. И это при проблемах с высоким внешним долгом. В сложившейся ситуации, чтобы не испортить репутацию своего кабинета ещё больше, Хит распустил Парламент и назначил досрочные выборы. На протяжении всей предвыборной кампании консерваторы пытались давить на избирателей угрозой революции и лозунгом «кто правит страной — избранное вами правительство или профсоюзы?».
В 1974 году лейбористы вернулись к власти. Летом 1975 года Британскому конгрессу тред-юнионов удалось достичь соглашения с правительством и Конфедерацией британской промышленности на два года. Суть его заключалась в отказе Национального союза горняков и Федерации шахтёров Великобритании от забастовок, а ежегодный темп роста зарплат был установлен на уровне 10% в год. За этим соглашением последовал очередной долгосрочный займ в МВФ и сокращение социальных расходов. Результатом этих действий было снижение инфляции до 8% к 1978 году (напомню, что это можно посмотреть вот тут).
Вильсон, безусловно, добился своих целей, но вместе с успехом пришло ощутимое падение уровня жизни. Серьёзнейшая проблема с инфляцией, беспокоившая целые поколения людей, требовала грамотно проработанного плана действий. Консерваторы воспользовались этим, упрекнув лейбористов на очередных парламентских дебатах в отсутствии долгосрочной программы реформ.
У Вильсона её действительно не было, и чтобы не допускать ошибок в самый ответственный момент (когда инфляция наконец-то вернулась на приемлемый уровень), 16 марта 1976 года он подал в отставку с поста главы правительства и лидера лейбористов, и его сменил Джеймс Каллаган, автоматически став премьер-министром до 1979 года. Каллаган продолжал линию Вильсона, но вместе с этим пытался «обновить» застоявшийся на месте лейборизм. Пока внутри Консервативной партии назревал правый поворот, внутри партии лейбористов возникла группа Каллагана-Джея — для удобства назовём их «неолейбористами».
В попытках завоевать доверие независимых профсоюзов, выходивших из тред-юнионов по причине бездействия, Каллаган формально одобрил предложения левого крыла партии по экономической программе — так называемую альтернативную экономическую стратегию. Заключалась она в допущении Конгресса тред-юнионов к прямому планированию экономики. Милтон Фридман опасался, что Великобритания вскоре станет очередной советской республикой (см. Стедмен-Джоунз; стр. 286).
Несмотря на в целом удачные попытки прекратить «дикие забастовки» на первое время, Джеймс Каллаган не смог справиться с инфляцией. В условиях, когда все варианты уже перепробованы, включая предложения левого крыла партии лейбористов (которые на самом деле по большей части игнорировались из-за опасения получить вотум недоверия), не оставалось ничего иного, кроме как обратиться за помощью к главным критикам — монетаристам. Партии нужны были представители совершенно новых идей, и среди таких был экономист Питер Джей. В 1976 году Каллаган, на партийной конференции по случаю избрания на пост лидера лейбористов, произнёс слова, которые должны были положить конец джорджизму в партии:
«Мы привыкли думать, что можем предотвращать рецессию, побуждая людей тратить больше денег, увеличивать занятость с помощью снижения налогов и раздувать государственные расходы. Говорю вам со всей откровенностью: такой вариант больше не проходит. Если он вообще когда-нибудь хоть как-то работал, то со времён войны это в каждом случае достигалось только за счёт закачивания повышенной дозы инфляции в экономику, что на следующем этапе приводило к росту безработицы» (Цит. по Стедмену-Джоунзу; стр. 303)
Но левое крыло во главе с Тони Бенном, при поддержке большей части правого крыла, попросту наложило вето на «неолейборизм» Каллагана и Джея — на этом всё и закончилось.
Итак, на дворе 1976 год. Инфляция за этот год составила 16%. Каллаган собирался ещё сильнее надавить на соглашения между Конгрессом тред-юнионов и Конфедерацией британской промышленности, снизив ежегодный темп роста зарплат с 10 до 5%. И хотя официально поправки к изначальному соглашению приняты не были, по стране прокатилась волна «диких забастовок».
К 1978 году старое соглашение утратило срок действия и недовольство рабочих снова набирало обороты. Сначала в частном секторе бастовали рабочие заводов Ford и водители тяжёлых грузовиков, а затем в государственном — рабочие водоснабжения и муниципальных предприятий, а также вспомогательный персонал больниц и бригад скорой медицинской помощи. Всё это было названо «зимой несогласия» 1978–1979 годов.
Стачки проходили напряжённо, но в результате многие рабочие добились повышения заработной платы. Правительством Каллагана была созвана специальная комиссия под руководством Хью Клегга, которая должна была рассчитывать оптимальный темп роста зарплат по отраслям. В целом же стало очевидно, что профсоюзы отвергли политику правительства и инфляция снова выходила из-под контроля. На фоне ухудшения положения рабочих, произошло укрепление позиций левого крыла лейбористов, а через их представительство в тред-юнионах перенять революционную риторику грозились и крупнейшие в стране профсоюзы. 28 марта 1979 года консервативная партия внесла в палату общин вотум недоверия, по результатам новых выборов победила консервативная партия во главе с Маргарет Тэтчер.
§2. Борьба против стагфляции и «британская болезнь». Почему сокращали угольные шахты?
Позволю себе здесь ещё одно хронологическое отступление. Чтобы понять саму причину поворота консерваторов к радикальным (по меркам палаты общин) идеям, нужно рассмотреть общее состояние британской экономики. Те проблемы, которые создали годы социалистической политики вмешательства в рынок, в академическом сообществе называют «британской болезнью». Сергей Невский в своей статье «Британская болезнь…» утверждает, что, несмотря на мировое лидерство по национальному доходу на душу населения, годовой прирост ВВП Британии с 1948 по 1962 годы составлял в среднем всего 2,5%, тогда как в среднем по Европе с 1950 по 1973 годы — 5,6%. «Британская болезнь» характеризовалась медленной, но верной утратой экономических позиций Британии. К концу 1970-ых годов она находилась в тяжелейшем положении.
Если в 1900 году Британия обеспечивала треть мирового экспорта промышленной продукции, то к 1950 году её доля сократилась до 24,6%, а к 1970 году — до 9%. Значительно рос разрыв между Британией и остальными странами западного мира и в большинстве прочих экономических показателей. Невский выделяет среди причин такого отставания: содержание армии (в 1950-ых годах на неё расходовали не меньше 10% ВВП в год), активные государственные расходы и дефляционную политику, точнее меры по борьбе с инфляцией, которые укрепляли курс фунта стерлинга и осложняли конкурентоспособность британского экспорта. Огромные государственные расходы по меркам стран Европы — а выше они были только в странах Скандинавии — ложились тяжёлым грузом на плечи всех слоёв населения: с 1960 по 1979 годы доля налогов в общих располагаемых доходах граждан поднялась с 5 до 25%, а максимальная ставка подоходного налога достигала 83%, и 98% на прибыль от инвестиций. То есть самые крупные инвесторы могли даже не рассчитывать на приличную прибыльность от своих вложений. В связи с этим к 1979 году доля чистых инвестиций в британской экономике достигла минимума — всего 3% ВВП. Она постепенно снижалась с 1960 года (8%), что в конечном итоге привело к замедлению обновления оборудования и роста производительности труда (в этом отношении Британия и так отставала на треть от других стран запада), что, в свою очередь, вызвало системный кризис экономики послевоенного консенсуса.
Чтобы наглядно показать разницу в производительности труда, Невский приводит в пример автомобилестроение — 1978 году трудоёмкость производства одного автомобиля Mini Cooper на заводах British Leyland в Англии равнялась 232 часам в расчёте на одного работника, в то время как аналогичный показатель сборочного производства в Бельгии составлял всего лишь 100 часов. При этом британский автопром отставал и по качеству сборки, и по технической оснащённости автомобилей. Всё было настолько плохо, что обанкротился даже символ национального престижа и промышленной мощи Британии — концерн Rolls Royce.
Энергетика была очень важна для Британии на протяжении всего новейшего времени. Именно экспорт ископаемого топлива приносил в бюджет большую часть доходов от внешней торговли, разумеется, до перехода к постиндустриальной экономике. На протяжении почти всего новейшего времени разные правительства пытались извлечь как можно большую выгоду для своих партий: лейбористы увеличивали социальные расходы за счёт доходов от ископаемого топлива, а консерваторы нехотя старались удержать их от этого, не особо мешая из года в год расширять поборы с добывающих компаний. До Тэтчер всё это было гонкой за рейтинг, за социальный контракт между правительством и профсоюзами — это привело не только к стагфляции во время энергетического кризиса, но и к серьёзным структурным проблемам внутри самих корпораций, которые можно было решить лишь кардинально изменив их «скелет». Рассмотрим эти структурные проблемы подробнее.
Темпы роста производительности труда в угольной промышленности Британии в период между двумя мировыми войнами были в четыре раза ниже, чем в США. Ещё более разительным было отставание в области подземной откатки угля: в начале 40-х годов количество угля, приходившегося на одного рабочего-откатчика в Британии, составляло примерно 5 тонн в смену, против 20–25 тонн в Голландии и 50 тонн в США. Это значит, что технологическое отставание отката попросту не позволяло извлекать из шахт больше угля, даже если рабочие могли его добыть. Рост производительности труда в угледобывающей отрасли с 1918 по 1938 годы составил всего 13%, тогда как в Германии — 64%. Напомню, что рурский уголь был основным конкурентом для британского в Европе. Техническая отсталость определяла высокий уровень издержек производства в угледобыче. Такое положение усугублялось плохим состоянием английского транспорта, вследствие чего в начале 40-ых годов более 25% цены 1 тонны угля составляли расходы на его транспортировку (см. М.И. Кривогуз; стр. 96). Как я уже показала, мнения консерваторов и лейбористов насчёт экономической политики во многом сходились. В результате национализации сложились три основные формы управления государственной собственностью: полностью бюджетные предприятия, корпорации и акционерные компании. В отличие от предприятий, полностью находившихся на государственном бюджете, государственные корпорации (Public corporations) формально обладали финансовой и коммерческой самостоятельностью, хотя их деятельность и была ограничена рамками полномочий, предоставленных им специальными парламентскими актами и указаниями правительства. Деятельность смешанных акционерных компаний не контролировалась, она мало чем отличалась от функционирования частных фирм. М.И. Кривогуз отмечает, что в целом, до середины 1960-ых годов, итогом объединения мелких компаний в корпорации стал резкий рост производительности труда и техническое обновление около 80% добывающей промышленности.
Однако не всё так просто. Национализация начала оборачиваться серьёзными проблемами уже в начале 1960-ых. Послевоенный консенсус обеспечил рост зарплат в два раза выше, чем в среднем по странам Европы. При этом производительность труда росла в два раза медленнее.
Корпорации были вынуждены тратить на зарплаты слишком много, в результате чего дальнейшая модернизация основного капитала становились всё труднее и труднее. Проще говоря, корпорациям больше не хватало денег на внедрение новых технологий с целью ускорить рост производительности труда. Они были вынуждены либо поднять цены на свою продукцию в 3–4 раза (так как, например, цены на электричество к концу 1950-ых поднялись на 40% относительно довоенного уровня, тогда как розничные цены в целом выросли на 172% — см. М.И. Кривогуз; стр. 112), либо прибегать к крупным займам. Корпорации выбрали второй вариант, а государство предоставило им кредиты суммой в 1,7 млрд. фунтов стерлингов. Несмотря на формальную независимость от государства, тем не менее, индикативное планирование всё же практиковалось. Корпорации всё так же, следуя рекомендациям властей, сдерживали рост цен, иначе смысла в их существовании не было. Напомню, что план лейбористов по развитию энергетики заключался в удержании низких цен с целью поддержки спроса.
В 1975 году была образована корпорация Britoil. Чтобы получить как можно больше доходов от нефти, лейбористы, вдобавок к налогам, национализировали ровно половину месторождений в Северном море. Но дело в том, что Britoil не добывала нефть самостоятельно. Вспомним, как лейбористы поступали с углём ранее: они национализировали не сами добывающие компании, а именно месторождения, затем сдавали их в аренду. По сути Britoil просто продавала право добывать нефть. Она стала высокоприбыльной компанией только после приватизации при правительстве Тэтчер, уже с 1981 году имея ежегодную прибыль в 500 млн. фунтов (см. М.И. Кривогуз; гл. 2).
Неэффективность корпорации неоднократно критиковалась левым крылом лейбористов и многими политиками кабинета Каллагана. Консерваторы опасались, что она рано или поздно поглотит все месторождения в Северном море и сделает добычу нефти слишком дорогой, в результате чего британским производителям будет сложнее конкурировать на внешних рынках. В результате брожений в партии, правительство было вынуждено продать значительную часть активов в Северном море компании British Petroleum, создав шаткий баланс между частным и государственным секторами.
То же самое произошло с угольной промышленностью. 95% добычи угля осуществлялось государственной корпорацией British Coal, впоследствии приватизированной Тэтчер. Итак, ископаемое топливо было для Британии очень важным. До «нефтяного бума» именно уголь покрывал все энергетические потребности Британии. Впоследствии ситуация изменилась, дешёвая нефть Среднего Востока потеснила уголь на энергетическом рынке, так как только с помощью неё лейбористы могли оплатить свой социалистический популизм. В 60-х годах были открыты первые месторождения газа в Северном море, начали входить в строй атомные электростанции — всё это сократило долю угля в энергобалансе Великобритании. Закрылось более 400 угольных предприятий, уголь сохранил свои позиции только на рынке топлива для теплоэлектростанций. Кризис угольной промышленности наступил тогда, когда лейбористы, объявив план реорганизации, за счёт госдолга оплатили внушительные инвестиции в разведку новых месторождений угля и развитие технологии подземной откатки — всё это, по изначальным расчётам, требовало около 800 млн. фунтов, но в итоге корпорация потребовала 1,4 млрд. Забегая вперёд скажу, что разведка новых месторождений составляла большую часть расходов, но была скорее бесполезной, так как в дальнейшем количество шахт будет только сокращаться. План инвестиций в добычу привёл к тому, что выработка угля превысила потребности экспорта и самой Британии — к 1984 году правительство скопило в складах около 50 млн. тонн угля, что во многом позволяло компенсировать потери от забастовок.
Механизация в угольной промышленности с 1947 по 1988 годы возросла с 2,4% до 99%. Производительность труда за тот же период возросла троекратно. Примечательно, что 56% этого троекратного роста пришлось на годы Тэтчер — с 1980 по 1988 гг. То есть за 33 года правления лейбористов и нерешительных консерваторов темпы роста производительности труда составили всего 132%, тогда как за 8 лет при Тэтчер — 168% (см. М.И. Кривогуз; гл. 2.2). Такая разница объясняется преимуществами экономической свободы — как только налоги были значительно снижены, а British Coal была приватизирована и освобождена от индикативного планирования, свободные цены и доход от продажи угля по ним позволили ей в полной мере реализовать свой потенциал по части инвестиций в производительность труда. Приватизация и частные инвестиции, к примеру, создали все условия для распространения шахт типа Shelby — инновационного стартапа, использующего ЭВМ и лазеры с машинным управлением. В таких условиях государство больше не субсидировало нерентабельные или недостаточно производительные шахты ради сохранения рабочих мест, что стало основной причиной сокращения предприятий. Но есть одно важное «но» — в годы Тэтчер было сокращено вдвое меньше угольных шахт, чем при лейбористе Вильсоне. Об этом пишет британский геодезист Филип Хили в своём блоге: при Вильсоне было закрыто 253 шахты, тогда как при Тэтчер — всего 115.
§3. Забастовки шахтёров. Как влияние одного профсоюза провоцировало всеобщую стачку?
После разгрома аргентинских войск в войне за Фолклендские острова, Тэтчер произнесла слова, которые очень сильно возмутили левых. В своей речи о победе над Аргентиной она прямым текстом объявила войну профсоюзам, назвав их «внутренним врагом». По крайней мере, так считают Наоми Кляйн и Дэвид Харви.
Вполне возможно, что это ошибка перевода, поскольку в интервью, на которое ссылается Наоми Кляйн, не было такого выражения. Но как я покажу далее, эти слова, очевидно, не означали курс правительства на подавление профсоюзов, а термин «внутренний враг», даже если это всё-таки не ошибка перевода, был вполне оправданным и уместным.
История самой крупной забастовки рабочих Британии — забастовки 1984 года — берёт своё начало в 1921 году. К этому времени зарплата шахтёров угольной промышленности снизилась на треть относительно довоенного уровня, что и стало причиной недовольства. Государство реализовывало свои имперские амбиции за счёт рабочих. 15 апреля 1921 года, в знак солидарности с шахтёрами, рабочие портов, моряки и машинисты отказались перевозить и разгружать иностранный уголь. Этот день вошёл в историю как «чёрная пятница». А назван он был так потому, что эта акция ударила в основном по самим рабочим. Это был первый случай «забастовки солидарности», которые в дальнейшем во многом определят причины «борьбы» с профсоюзами. Федерация шахтёров Британии не смогла организовать рабочих и отстоять их интересы.
Поражение бастующих привело к популяризации марксистских идей о непримиримости классов. Точнее о том, что попытки достичь выгодного для всех сторон соглашения являются обманом, временной подачкой и, как говорил Ленин, «лишний раз вскрывают классовую сущность государства». Руководители тред-юнионов увидели, что ни капиталисты, ни государство, в рамках законов которого они вели свою борьбу, не идут им навстречу. Уже в 1924 году Федерацию шахтёров, по инициативе самих рабочих, возглавил коммунист-революционер Артур Кук. Масла в огонь подлила политика дефляции и возвращение на рынок немецкого угля. Чтобы сохранить прежнюю прибыльность, владельцы шахт пошли на радикальные меры — потребовали от рабочих согласиться с новыми условиями, а именно меньшей зарплатой и большим рабочим днём. В случае несогласия сторона капиталистов угрожала массовыми увольнениями. Но на этот раз профсоюзы не стали медлить, взявшие к тому времени власть в Конфедерации тред-юнионов коммунисты заявили, что в случае забастовки горняков начнётся всеобщая стачка. 31 июля 1925 года в силу вступило распоряжение правительства о субсидиях для угольной промышленности, чтобы сохранить зарплаты рабочих на прежнем уровне и компенсировать убытки владельцев угледобывающих предприятий. Этот день, подчёркивая активность революционеров, прозвали «красной пятницей».
Но проблема была в том, что эти субсидии были рассчитаны всего на год, и 1 мая 1926 года правительство перестало компенсировать убытки капиталистов, на что те снова ответили угрозами локдауна. Уже через два дня заводы, шахты, доки и транспортные узлы встали — на забастовку вышли 4 млн. рабочих. Стихийное образование революционных комитетов на местах, захват ими предприятий и столкновения с полицией, инцидент с газетой Daily Mail, рабочие которой отказались издавать призыв правительства к переговорам — всё это стало причиной введения чрезвычайного положения. К тому времени к полицейским подключились студенты правых взглядов и активисты так называемых «патриотических комитетов». Самыми крупными из них были первая организация британских фашистов и союз штрейкбрехеров.
Облик несостоявшейся революции заметно отличался от региона к региону — если в Бристоле полиция часто отказывалась подавлять выступления рабочих и всё обходилось примирительной игрой в футбол, то Уэльс и Лондон напоминали Петроград накануне большевистского переворота. Беспорядок надо было прекращать. Начался арест активистов-революционеров, первыми попали под удар руководители тред-юнионов, которые были связаны с Коминтерном. Всего забастовка длилась 7 месяцев. К концу этого срока Конфедерация тред-юнионов прекратила стачку, потому как радикальные меры делали плохо всем — и ведомым интеллигентами-романтиками рабочим, которых били, арестовывали и увольняли; и капиталистам, которые были загнаны в угол правительством.
Сложилась такая ситуация, что всего один тред-юнион — Национальный союз горняков — утянул за собой все остальные, парализовав экономику Британии на 7 долгих месяцев и ничего этим не добившись. Итогом забастовки 1926 стало не только ухудшение положения рабочих (до 1936 работу потеряли ещё 140 тысяч шахтёров), но и фактический разгром «красного» профсоюзного движения. В 1927 году был принят «Акт о трудовых спорах и тред-юнионах», запрещавший забастовки солидарности.
Возрождение профсоюзного движения началось 22 мая 1946 года. Правивший тогда кабинет лейбориста Эттли отменил профсоюзный закон от 1927 года. Долгий путь восстановления сил, объединения тред-юнионов, наученных опытом неудачных попыток договориться с правительством, и вот — новая всеобщая стачка. «Тихая забастовка» 1969 года, «битва при Солти-Гейт» в 1972 году, борьба за зарплату в 1971–1974 годах, «зима несогласия» 1978 года — всё это было только надвигающейся тучей «нового 1926».
К тому времени радикальные левые взгляды были популярны уже не только среди рабочих, но и среди молодёжи. В 1960-х годах начала быстро нарастать стачечная активность. Количество потерянных рабочих дней в результате забастовок составляло в среднем около 3 млн., но у же в 1969 году эта цифра подскочила до 6,8 млн., в 1970 году — до 11 млн., в 1971 — до 13,5 млн., в 1972 — до 24 млн (см. Васинская, стр. 35).
Забастовка 1984 года не отличалась от аналогичных ей в прошлые годы. Но поскольку она тесно связана с четвёртым бюджетом канцлера казначейства Джеффри Хау, профсоюзными законами Леона Бриттана и реформой Йена Макгрегора, я рассмотрю её подробнее во второй части этого лонгрида.
Кроме того следует отметить, что «люди с храбрыми сердцами», как о бастующих отзывалась сама Тэтчер (фрагмент интервью), стояли перед принуждением со стороны «закрытого цеха» с одной стороны, и перед непреклонностью президента Национального союза шахтёров Артура Скаргилла (отвергающего любые переговоры и перемирия) с другой — о чём говорил и глава Национального совета угольной промышленности Йен Макгрегор. Из этого вовсе не следует, что забастовка целиком была навязана рабочим против их воли, но и также не следует, что рабочие её единогласно поддерживали. Они скорее оказались между техническим принуждением и вынужденным обстоятельствами, то есть кризисом политики активного вмешательства в рынок, действием.
§4. Тэтчер против тред-юнионов?
Насколько же широкое поле для спекуляций может создать чьё-то неосторожное высказывание. Наоми Кляйн, Борис Кагарлицкий, Дэвид Харви — все в один голос заявляют, что Тэтчер была врагом профсоюзов номер один. Возьму на себя ответственность доказать, что это далеко не так.
Вопрос о том, являются ли профсоюзы вредом или благом для экономики, как я считаю, должен оставаться дискуссионным. У «антипрофсоюзных» реформ Тэтчер, безусловно, были вполне объективные причины. Я опишу их чуть позже, но пока уделю немного внимания самому вопросу. Забегая вперёд, большинство парламентских дебатов о профсоюзах велись вокруг так называемого правила «закрытого цеха».
Одну сторону вопроса я представлю Фридрихом Хайеком. В книге «Право, законодательно и свобода» он изложил идею, что профсоюзы по мере укрупнения «превращаются в мафию», вымогающую у государства всё больше благ за счёт других слоёв населения, что неизбежно провоцирует реакцию, иногда радикальную. Правительства, в страхе перед левыми радикалами и в поисках баланса между классами, выдавали профсоюзам разного рода привилегии, а затем сталкивались с организованным всё теми же левыми радикалами сопротивлением (так как они традиционно считаются защитниками рабочего класса), что становилось поводом для принятия любого закона, расширяющего полномочия государства — отсюда полицейское насилие, фашистский террор и все прочие беды, с какими сталкивались рабочие в 20 веке. Из этого следует вывод, что сами по себе профсоюзы не являются чем-то плохим. К плохим последствиям приводят левые радикалы в руководстве профсоюзов.
Другую сторону вопроса — Мансуром Олсоном. В своей статье «Логика коллективных действий» он признаёт, что профсоюзы бесспорно являются благом для экономики, так как защищают экономическую свободу рабочих, но в то же время он утверждает, что «принудительный юнионизм» — естественное состояние для профсоюзов, без которого их деятельность будет заведомо проигрышной. Оно существовало с самой зари профсоюзных движений, когда те ещё не возросли до национальных масштабов. Поэтому борьба с «закрытым цехом», исходя из такой точки зрения, являлась борьбой с самой сутью профсоюзов. К тому же, как считает Олсон, любое общественное благо является принудительным. Борешься с «закрытым цехом» — борешься с фактом существования общественных благ.
Почему мы одобряем союзы рабочих, но осуждаем союзы предпринимателей? Очевидно, из-за вредных последствий, к которым приводит монополизация рынка. Но разве профсоюзы не несут вредных последствий: инфляции, социальной напряжённости, длительной парализованности цепочек производства в случае забастовки? Есть мнение, что несут, но только тогда, когда они объединены одной национальной организацией (такой, как Конгресс тред-юнионов). Поэтому я считаю, что Хайек прав. Профсоюзы нужны, по крайней мере их запрет нарушает свободу ассоциаций. Но национальное руководство не должно принуждать всех рабочих саботировать экономику из «солидарности» — рисковать своим положением ради незнакомых людей из других городов и регионов. Этот лонгрид следует также считать большим пояснением к моей точке зрения.
У консервативной партии тоже были свои союзники среди рабочих — в основном высококвалифицированные рабочие из высшего среднего класса. Для многих левых консервативность представителей рабочего класса является чем-то настолько удивительным, что они стараются либо молчать об этом, либо выискивать разного рода фальсификации — им попросту сложно поверить, что рабочие могут противоречить своим «объективным классовым интересам». Питер Дори в своей книге «The Conservative Party and the trade unions» подчёркивает, что политические взгляды внутри рабочего класса Британии всегда были в значительной степени биполярными, что во многом обеспечивало популярность консерваторов на выборах (см. Дори, глава 8). Организация, которая обеспечивала консерваторам значительную поддержку среди рабочего класса, называлась Conservative trade-unionists (CTU). Существование такого движения левые противники Тэтчер, в частности Наоми Кляйн и Дэвид Харви, старательно замалчивают, а его влияние намеренно игнорируют.
CTU возникла в начале 1970-ых с восхождением неоконсерваторов и идеи «демократии собственников». До Эдварда Хита, который тоже был выходцем из рабочей семьи, консервативную партию возглавляли аристократы, основательно недооценивавшие потенциал лояльности тред-юнионов к партии. Всё же сторонников тори среди рабочих было довольно много, но их количество было более-менее постоянным, поэтому как только в Британии назревали серьёзные социальные проблемы, лейбористы могли уверенно рассчитывать на победу благодаря голосам рабочих.
Как только Хит «взялся» за лояльные тред-юнионы, учредив CTU, была налажена агитационная работа. Были организованы более 200 специальных делегаций, куда входили представители тори и тред-юнионов, которые занимались разъяснением программных документов партии другим рабочим, так как те часто не понимали суть долгосрочных решений. Таким образом, к 1979 году CTU насчитывала около 4,8 млн. рабочих из 11 млн. членов тред-юнионов (см. Дори, глава 6). К слову, консервативный тред-юнионизм спасал Тэтчер на выборах целых два раза — в 1983 и 1987 годах.
Когда Тэтчер пришла к власти, то объявила курс на «демократизацию тред-юнионизма». Её первым решением в отношении тред-юнионов был закон «о занятости от 1980 года», который вновь запрещал «забастовки солидарности». Тэтчер боролась не с правом защищать свои трудовые права, но с тем вредным эффектом цепной реакции, который парализовал Британию в 1926 году. Кроме того, закон гарантировал защиту при устройстве на работу, если рабочий решил игнорировать правило «закрытого цеха». Дело в том, что тред-юнион попросту «изживал» всех, кто мог помешать забастовке с поголовным участием работников, то есть тех, кто хотел работать вне профсоюза (например, не желая платить взносы или находиться под угрозой замены штрейкбрехером), тем самым игнорируя правило «закрытого цеха». Таким образом, под давлением тред-юниона, работодатель мог просто не принять человека на работу.
Следующим шагом по борьбе с «закрытым цехом» стало принятие закона «о занятости от 1982 года», более известного как «билль Теббита». Он разрешал штрафы и массовые увольнения в отношении организаторов «диких забастовок». Согласно ему, «закрытый цех» объявлялся незаконным, если более 20% рабочих высказывались против него.
Борьба с «внутренним врагом» продолжилась и после победы Тэтчер на выборах 1983 года. Летом был опубликован новый закон «о профсоюзах от 1984 года». Он был нацелен на связи лейбористов и тред-юнионов. Закон обязывал рабочих каждого тред-юниона не менее одного раза в 10 лет проводить голосование о сохранении так называемого «фонда поддержки». Большинство рабочих, помимо отчислений на саму деятельность тред-юниона, были обязаны отдавать деньги ещё и в «фонд поддержки», то есть финансировать партию лейбористов. Вместе с действием «закрытых цехов» получалась фактически грабительская схема, по которой рабочий неизбежно должен был платить за возможность остаться без работы.
Консервативный юнионизм не поддерживал «закрытый цех». Из разительного отличия между классическим тред-юнионизмом и консервативным можно сделать вывод, что второй полностью поддерживал инициативы партии тори, а потому во времена забастовок не подвергался массовым увольнениям или полицейскому насилию. Что интересно, у CTU всё-таки были принудительные кассы взаимопомощи, которые служили пособием по безработице на случай, если предприятие закрывалось. Рабочие коллегиально выбирали банк, который защищал такие кассы от инфляции, чаще всего это был национализированный Банк Англии (см. Дори, глава 6).
Продолжение следует…
